Его Высокопреосвященство направлялся в покои принцессы Маргариты. Собственно говоря, Уолси никогда не думал, что ему придётся вести переговоры с принцессой. С английской принцессой, сестрой короля Генриха… С другой стороны, что прикажете делать, если из-за её норова может сорваться весьма выгодный политический союз? Томас ждал столько, сколько казалось возможным. Дальнейшее промедление грозило непониманием со стороны французов, а непонимание в данном случае могло стать причиной дальнейших разногласий.
Последнее оказывалось невыгодным и для Франции – все вопросы престолонаследия и взаимные претензии с Валуа могли счастливо разрешиться с помощью брака Маргариты Тюдор и Людовика – и конкретно для Уолси. В конце концов, подобного рода партии не заключаются, исходя исключительно из государственной выгоды, не основываются на умозрительных абстракциях.
Канцлер намеревался извлечь из ситуации личную и весьма весомую выгоду. Определённо, при французском  дворе будут благодарны человеку, что смог устроить этот брак, свести все концы с концами, потянуть за одну ниточку, за другую, за третью, использовать своё влияние, надавить, употребив всю свою власть – и закончить дело венчанием.
Король Генрих не возражал. В данном случае убедить его в том, что подобное решение окажется весьма целесообразным, было если не слишком легко, то, по крайней мере, вполне возможно. Если действовать с умом…
Вряд ли кто-то – даже самый заклятый враг – смог бы обвинить Томаса Уолси в том, что он не обдумывает каждый свой шаг.
Но вот теперь все его усилия, все долгие переговоры натолкнулись на совершенно неожиданную преграду – на женское упрямство.
И не будь эта женщина сестрой короля, канцлер не беспокоился бы. Но Маргарита носила титул принцессы. И она могла убедить Генриха изменить мнение… Это выглядело маловероятным, но… Томас не любил зря рисковать. Он привык действовать наверняка.
Полы красной сутаны скользили по каменному полу… Походка кардинала была плавной, но вместе с тем стремительной. Каждый человек, кто более-менее близко знал его, определённо решил бы, что Томас настроен на весьма серьёзный разговор. Между тем, лицо его хранило непроницаемо-благодушное выражение, а на губах застыла едва заметная улыбка. Ни малейшего намёка на недовольство или даже волнение.
Оказавшись в покоях Маргариты Тюдор, канцлер распорядился:
-Доложите Её Высочеству, что с ней желает побеседовать кардинал Уолси. И что он будет счастлив, если принцесса уделит ему немного своего времени.

Принцесса была хороша собой. Признаться, кардинал являлся большим поклонником женской красоты и не особенно тщательно данный факт скрывал, даже невзирая на обет целибата. Так что он, как никто другой, мог оценить, какое сокровище, благодаря его стараниям, вскоре окажется в постели Людовика XII. 
Пойдя за фрейлиной, пригласившей его в комнату Её Высочества, Уолси ответил на улыбку Маргариты, и, надо сказать, получилось это вполне доброжелательно и тепло. И Томас был вполне искренним – ему нравилось то, что он увидел, и нет ни малейших сомнений, что будущему супругу сестра Генриха тоже непременно придётся по душе.
И, стало быть, во-первых, союз с Францией будет крепким и взаимовыгодным, а, во-вторых, заслуги самого Уолси в этом деле забыты не будут. 
Оставалась малость – уговорить принцессу не слишком проявлять характер и смириться с уготованной ей участью.
И, кстати говоря, неплохой участью. Быть женой короля Франции – да большинство высокородных девиц об этом и мечтать не могут!
-Ваше Высочество, - кардинал чуть склонил голову в знак уважения и, чуть подумав, решил не протягивать Маргарите руку для поцелуя. В конце концов, можно поступиться некоторыми условностями, раз девушка – это заметно с первого взгляда – вовсе не рада его визиту. Будем считать, что он здесь скорее как канцлер, а не как духовное лицо. – От всей души благодарю вас, что нашли время принять меня. Я хотел бы побеседовать с вами об одном весьма важном деле…
Здесь Уолси выдержал паузу.
Голос его звучал негромко и крайне любезно. Глядя со стороны, можно было определённо решить, что обращаться так можно лишь к самому лучшему и доверенному своему другу.
-Это касается вашего брата, нашего возлюбленного государя Генриха VIII. Вы позволите мне присесть?
Взгляд кардинала скользнул к одному из кресел – Томасу определённо не хотелось говорить с принцессой, стоя, ему требовалось, прежде всего, сгладить все острые углы, создать максимально непринуждённую и доверительную атмосферу – а после этого вернулся к Маргарите. Взгляд этот был выжидательным, заинтересованным  и совсем не враждебным.

-Благодарю вас, Ваше Высочество, - кардинал неторопливо последовал к креслам за принцессой и, усевшись, провёл рукой по складкам сутаны, что спускались почти до пола. Задумчиво поправил золотое распятье на груди. – Ни то, ни другое. Слава Господу, государь наш здоров. И я уверен, если бы он желал переговорить с вами, то сделал бы это лично…
Ещё одна не слишком долгая, но вполне выразительная пауза, предназначавшаяся для того, чтобы собеседница начала перебирать в голове все мыслимые и немыслимые причины нежданного визита, теряясь в догадках. Если человек не готов к беседе, не уверен, о чём пойдёт речь, выбить его из колеи куда проще… А там уж прийти к нужному результату не оставит особого труда. Впрочем, Уолси не обольщался на счёт принцессы. От внимания канцлера не укрылась перемена, случившаяся с девушкой на его глазах – она умела скрывать чувства не хуже самого искушённого политика. И потом она являлась сестрой Генриха VIII, и не было ничего удивительного в том, что ей достался такой же сильный и подчас непредсказуемый характер.
-Но не скрою – меня тревожит здоровье Его Величества, - кардинал чуть приподнял с подлокотника правую руку, будто предупреждая возможный вопрос. – Пока что беспокоиться вроде бы не о чем, но кому, как не мне, знать, сколько времени проводит он за государственными делами, в ущерб увлечениям и интересам, что свойственны молодости… Не хочу докучать вам подробностями, Ваше Высочество, но положение Англии на данный момент действительно серьёзно. Представьте сами, - здесь канцлер слегка понизил голос, чтобы слова его казались особенно доверительными, и подался чуть ближе к принцессе, стараясь поймать её взгляд. – Вполне может оказаться так, что разногласия императора и Франции – ситуация лишь временная. Более того, кто скажет точно, сколько продлятся эти разногласия, и не придут ли недавние неприятели к союзу, сговорившись у нас за спиной…
Пожалуй, странно было излагать всё это юной девушке. Однако Уолси прекрасно понимал, что действовать прямо, в лоб, ссылаясь на волю короля, не выйдет. Того и гляди Генрих поддастся уговорам сестры, если та угадает нужный момент, чтобы обратиться к королю с просьбой расторгнуть помолвку. А вот этого канцлер допустить определённо не мог. И ему приходилось быть осторожным, стараясь представить ситуацию так, как, возможно, никто не представлял её Маргарите.

-Вы не просто женщина, Ваше Высочество, в первую очередь вы – принцесса. Английская принцесса, - Уолси проговорил это почти вкрадчиво, но на последних словах голос его зазвучал чуть громче, и чуть твёрже, обретая ту торжественность, с которой кардинал мог обращаться к верующим в храме. Однако после этого канцлер вновь мягко улыбнулся, погладил ладонью резной деревянный подлокотник и, отведя взгляд от Маргариты, неожиданно поднялся. Неторопливо прошёл через комнату и остановился у окна. – Это ваша страна… Взгляните, насколько она прекрасна, - весьма почтительный приглашающий жест. – По воле нашего Господа вы рождены не обычной женщиной, Ваше Высочество. Вы не можете не разделить с нашим возлюбленным государем, с вашим братом, те заботы и тяготы, что он несёт на своих плечах, управляя королевством… Как добрая христианка, вы должны понимать, Ваше Высочество – Господь обличает властью и высоким положением лишь тех, на кого возлагает особые надежды.
Томас видел, что время переходить напрямую к разговору о бракосочетании с французским королём ещё не настало. Опытного дипломата, каким являлся канцлер, сложно было ввести в заблуждение любезными манерами – Уолси прекрасно знал, как относится к нему сестра Генриха VIII. Осведомителей при дворе хватало. Да и не в осведомителях дело… Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы угадать, насколько приятен может быть юной девице брак с могущественным, но далеко не молодым королём. Тем более девице, обладающей темпераментом Тюдоров…
Кардинал делал вид, что любуется открывающимся за окном пейзажем. Сейчас он стоял в пол-оборота к принцессе, слегка облокотившись на каменный подоконник, и по лицу прелата было сложно определить – то ли он действительно заинтересовался чем-то, происходящем на улице, то ли следит за полётом облаков по небосклону, творя мысленную молитву.

Для канцлера не являлось секретом, что при дворе его обвиняют во многих смертных грехах. Впрочем, большинство этих обвинений были заведомо ложными – Уолси был слишком осторожен, для того, чтобы не прятать концы в воду и делать свои грехи достоянием общественности, если только он не совершал их по воле короля… С другой стороны, окружающие не ошибались в одном – в степени влияния кардинала на молодого государя. Вот теперь и принцесса вполне открыто обвиняла прелата в том, что именно он настаивает на её браке с французским монархом…
-Ваше Высочество… - Томас вновь повернулся к Маргарите, оторвав взгляд от расстилающегося за окном пейзажа. Слегка развёл руками, вполне натурально разыгрывая удивление. Признаться, Уолси не ожидал подобной откровенности, но был к ней готов. На его месте нужно было постоянно оказываться готовым к любому повороту событий – Генрих VIII тоже не отличался предсказуемостью. И для того, чтобы оставаться на плаву, канцлер просто обязан был находить ответы на самые неожиданные вопросы. – Мне искренне жаль, что Вы думаете, будто я лично хочу, чтобы Вы покинули английский двор для того, чтобы блистать при французском. С такой потерей будет нелегко смириться любому из подданных нашего государя. И, уверяю, я не являюсь исключением.
В определённом смысле Уолси не кривил душой. Что и говорить – Маргарита была очень хороша собой, особенно теперь, когда старалась сдерживать гнев. И, по крупному счёту, кардинал почти завидовал Людовику, который в самом скором времени сможет насладиться близостью подобной девушки… Мысли ведь не поступки и даже не слова. За них отвечать на этом свете вряд ли придётся, так что, сохраняя самый почтительный вид, Томас не мог отказать себе в удовольствии любоваться собеседницей, желавшей, очевидно, поставить его в тупик подобной прямотой.
-Я хочу лишь процветания для нашего королевства и того, чтобы правление вашего брата стало величайшим в истории Англии. И лично я, - последнее слово кардинал произнёс с едва ощутимым, но всё-таки нажимом, - никогда не позволил бы себе поставить личные интересы превыше интересов Его Величества.
Уолси вздохнул, и печаль его казалась настолько натуральной, что впору было бы посочувствовать прелату.
-Ваше Высочество, я пришёл к Вам как друг. Как человек, который от всей души желает Вам добра. Но вместе с тем вынужден просить Вас пойти на эту жертву. Не буду скрывать, я должен побеседовать о Вашем предстоящем браке с французским королём. Но прежде я хотел бы, чтобы Вы не отказали мне всего лишь в одном одолжении… - канцлер сделал короткую паузу. Говорил он тихо, и теперь на его губах не было ни тени улыбки. Он оставался совершенно серьёзен. – Представьте себе, что Вы наотрез отказались от этого брака. И даже более того, что Его Величество пошёл Вам навстречу и разорвал все достигнутые с Людовиком договорённости. И подумайте, не как обычная женщина, а как принцесса – что ожидает нас дальше?

Отредактировано Кардинал Уолси (2012-12-04 01:11:43)

Вот теперь всё шло именно так, как нужно. Томас любил проявление искренних чувств. Когда люди перестают сдерживать эмоции, они становятся уязвимы. Нет, канцлер вовсе не желал зла принцессе. По-своему он даже был уверен, что действует на благо ей, описывая королю все выгоды этого брака… Теперь же ему нужно было лишь добиться согласия Маргариты для того, чтобы избежать сюрпризов в будущем. Зная сестру Его Величества, легко было предположить, что она может проявить характер в любой момент – даже в самый последний, перед отплытием во Францию или даже во время венчания – и приходилось думать, как это предотвратить.
Здесь совпадало слишком много интересов, чтобы думать о чувствах девушки – путь даже такой прекрасной. Возможность заключения долговременного мира, способствовавшего торговле и процветанию Англии, шанс не считаться с влиянием Испании при заключении подобного союза, а, стало быть, перспектива навсегда устранить от управления страной королеву, даже возникни у неё желание воздействовать на государя, и роди она Генриху долгожданного наследника… В подобных обстоятельствах Уолси даже готов был забыть щедрость французского монарха, который, безусловно, не остался бы в долгу, если бы кардиналу удалось решить этот вопрос.
-Мои интересы полностью совпадают с интересами Его Величества, - бесстрастно подтвердил канцлер, повернувшись спиной к окну и пристально глядя на принцессу. Слова её можно было трактовать двояко.  Но Томас предпочёл не заметить этот двойной смысл. – Чего я желаю и всем его подданным. В противном случае им будет грозить обвинение в измене…
Этот вовсе не было угрозой. И прозвучало весьма снисходительно и благодушно. Будто шутка.
Кардинал явно хотел дать понять собеседнице, что не намеревается с ней спорить.
-Но не суть, Ваше Высочество. Сейчас речь не обо мне. А о Вас… Я уже сказал, что Вам придётся принести жертву. Кому, как не мне, понять Вас. Я тоже не могу дать волю своим желаниям, обрести семейное счастье и насладиться любовью, что будет иметь благословение Господа. Поверьте, Ваше Высочество, то, чего мы лишены, кажется нам наиболее желанным и привлекательным…
Уолси сделал несколько шагов, приближаясь к креслу, в которое опустилась принцесса. Впрочем, близко пока что подходить не стал, предпочитая наблюдать за девушкой с некоторого расстояния.
-Но, соглашаясь на добровольные жертвы, и Вы, и я обретаем право служить нашей стране и нашему государю. И разве можно сравнить эту радость с плотскими утехами?
Впрочем, голубые глаза, полные не пролившихся слёз, казались слишком притягательными, чтобы о подобных утехах совсем уж забыть. Но мысли эти лишь тихо крались по самому краю сознания, придавая ситуации ещё большее напряжение.

Если что-то и могло на этом свете поставить в тупик кардинала, так это подобная непосредственность. Он действительно не желал ни малейшего зла принцессе. Более того, столь красивая девушка, даже если бы она и не являлась сестрой короля, не могла бы не вызывать в душе канцлера весьма тёплых чувств… если бы не пыталась помешать его планам. И думать о том, что Уолси рискнёт союзом с Францией, было по меньшей мере странно – во всяком случае, по мнению Его Высокопреосвященства.
Мгновение-другое он молча смотрел на Маргариту, прекрасно осознавая, что, в общем-то, действительно, будь в его сердце побольше романтики, думай он прежде всего о христианском милосердии, а не о политических играх, то мог бы прислушаться к её словам. А, прислушавшись, убедить Генриха, что ситуация несколько изменилась, и принцессе выгоднее будет подобрать иного мужа… Мог бы, в этом Уолси не сомневался. Но ему определённо не хотелось менять что-то в установленных уже соглашениях с Людовиком лишь из-за того, что этой очаровательной девочке не хочется ложиться в постель со стариком.
В конце концов, это не самая большая неприятность, которая могла с Вами случиться. Пройдёт время, и, став королевой Франции, Вы ещё поблагодарите меня…
-Мне кажется, Ваше Высочество, что Вы не слышите того, что я говорю Вам. – Канцлер печально покачал головой, сожалея то ли о том, что собеседница продолжает настаивать на своём, то ли о судьбе Англии, которая совершенно не занимала родную сестру короля. Поднял глаза к потолку, словно бы призывая небеса стать свидетелями его страданий и умоляя даровать терпение. А после этого, помолчав ещё немного, Уолси всё-таки преодолел разделяющее их расстояние и вновь опустился в кресло. – Вы переоцениваете моё влияние на нашего государя. Я всего лишь его покорный слуга, не более. Но, тем не менее, я прекрасно понимаю, что без этого брака наши союзнические отношения станут зыбкими и ненадёжными. Такой союз хуже откровенной вражды. Ведь в критический момент измена друга может окончательно и бесповоротно погубить и короля, и вверенные ему Господом земли… Я не верю, что вы желаете подобной судьбы всем нам.  – Кардинал чуть наклонился к принцессе, доверительно понижая голос, и осторожно коснулся руки Маргариты. Жест этот определённо был несколько вольным, однако Томасу требовалось привлечь внимание собеседницы, сделать так, чтобы слова его не остались незамеченными. – И, кстати говоря, Ваше Высочество, Людовик не слишком крепок здоровьем. Все мы ходим под Богом, но у Вас есть все шансы пережить Вашего будущего супруга, оставшись королевой-матерью, если Вы сумеете подарить ему наследника.
Каждый судит по-своему. И канцлер просто представить не мог, что от подобной перспективы у кого-нибудь не закружится голова. Ведь власть опьяняет куда сильнее, чем кровь или вино.

Если Маргарита рассчитывала увидеть на лице кардинала удивление, то желание её было удовлетворено. Пусть и не в полной мере… В светлых, серовато-голубых глазах Уолси всё-таки промелькнула тень непонимания – он ожидал того, что сопротивление принцессы будет таять постепенно, что ему придётся ещё очень долго уговаривать собеседницу, прежде, чем он добьётся подобной покорности. Канцлер был готов к этому, более того, он уже подыскивал новые аргументы в пользу этого брака, те аргументы, что могли бы убедить юную девушку… И тут натолкнулся внезапное раскаяние и понимание.
Кто бы знал, насколько это приятно – видеть результат собственных усилий и знать, что всё намеченное скоро исполнится! Порой важна не сама победа, а её предвкушение, осознание того, что ты вот-вот выиграешь партию. Союз с Францией даст возможность диктовать свои условия императору. И, опять же, не опасаться конкуренции с королевой в борьбе за милость Его Величества.
Уолси привык к тому, что ему приходится ходить по лезвию ножа, хотя, казалось бы, к такому невозможно привыкнуть. Его ненавидели все – духовенство, поскольку он закрывал монастыри, не без пользы для королевской казны и собственного состояния, кстати сказать. Вельможи, поскольку, обладая неоспоримым влиянием, канцлер не мог похвастаться безупречной родословной. Простонародье, поскольку с его лёгкой руки вводились всё новые и новые налоги. Кардинал умел рисковать и умел ставить перед собой достижимые цели.
И всё-таки сердце забилось чуть чаще, а по губам скользнула едва заметная улыбка, когда губы принцессы коснулись его руки.
Разумеется, для прелата было вполне естественным подобное выражение почтения. И тем не менее… тем не менее перед ним была сестра монарха.
Но когда он поймал лукавый взгляд Маргариты, всё встало на свои места.
Эйфория от ощущения собственной власти прошла моментально, но её место занял азарт опытного политика, что привык торговаться по каждому пункту соглашений и щедро оплачивать уступки оппонентов.
Вы определённо далеко пойдёте со временем, Ваше Высочество. Когда получше узнаете этот мир и поймёте, что искренним чувствам здесь не место.
Он привычным жестом перекрестил принцессу, словно бы благословляя за столь мудрое решение.
-Всё, что угодно. Я рад, Ваше Высочество, что мы поняли друг друга. И что Вы осознали миссию, возложенную на вас Господом и государем. Только прошу Вас, не преувеличивайте мои скромные возможности…

Когда юная девушка хочет сама думать о собственном замужестве, не прислушиваясь к советам старших и более опытных людей, это значит только одно. У девушки этой – кем бы она ни была, принцессой или простолюдинкой – уже есть кто-то на примете.
И желательно бы узнать, кто именно, чтобы потом избежать неприятных сюрпризов.
На короткий миг взгляд канцлера стал заинтересованно-подозрительным. Однако почти сразу же приобрёл былую доброжелательность, так что выдать мысли Томаса мог лишь едва заметный прищур, с которым он наблюдал за сестрой Его Величества…
Да, признаться, Уолси поначалу недооценил собеседницу, хоть и знал принцессу едва ли не с самого её детства.
И вот теперь ему весьма быстро нужно было понять все плюсы и минусы ситуации. Получалось так, что, добиваясь желаемого результата сейчас, кардинал рисковал нажить проблемы в будущем. Это, во-первых. А во-вторых, Маргарита после смерти супруга намеревалась вернуться в Англию, что было бы явно не самым лучшим решением, по мнению канцлера…
Впрочем… что за глупости? О чём я думаю? Возможно, Людовик проживёт ещё лет десять, а то и больше. За это время можно родить нескольких детей и навсегда забыть о том, кто ждёт тебя на родине… Тем более, что ждать годами никто не станет даже такую восхитительную женщину, как наша принцесса.
-Я ничего не могу Вам обещать, Ваше Высочество. Вы должны сами понимать, государь сам принимает решения по столь важным для судьбы королевства вопросам. Но обещаю Вам, - здесь улыбка Уолси стала прямо-таки слишком тёплой и сверх меры благожелательной. – Что я сделаю всё, что в моих силах. Я попытаюсь объяснить Его Величеству, на какую жертву Вы идёте, исполняя его волю. И что жертва эта не должна оставаться без награды. Если он милостиво прислушается к мнению своего покорного слуги, то, можете не сомневаться, всё случится именно так, как Вы и просите.
Те, кто более-менее знали Томаса, могли бы принять его слова за определённое согласие. Ведь однозначно отвечать на подобные вопросы, говорить «да» или «нет», было бы очень неосторожно. Никто не знает, как обстоятельства могут повернуться в будущем. И хоть кардинал старался просчитывать на пару ходов вперёд поступки окружающих, и хоть обычно это удавалось, Уолси прекрасно осознавал, что, обладая едва ли не всей полнотой власти, он тоже не застрахован от ошибок. Да и к тому же хвастаться влиянием на короля казалось верхом глупости.
Выходит, можно ни о чём не беспокоиться?
Получалось, что можно – канцлер не зря понадеялся на собственное красноречие, ему удалось убедить Маргариту не портить его план по заключению долговременного мира с Францией.
Тогда отчего же на душе было так неспокойно?