Стол был завален документами – письма, прошения, донесения. Впрочем, завален – не то слово. Всё было разложено, если не особенно аккуратно, то, во всяком случае, систематизировано. Что-то предназначалось секретарям, дабы они проследили дальнейший ход дела, что-то для последующей работы самого кардинала, что-то – для растопки камина.
За этим столом и сидел Уолси, с явным неудовольствием читая очередное послание от одного своего агента, в котором не сообщалось ничего – совершенно ничего – важного. Поскольку за окном было ещё светло, свечи в кабинете не горели.
Светлые глаза Томаса оторвались от письма, устремившись к двери.
Леди Блаунт. Забавно…
Признаться, канцлер смутно представлял себе, что могло привести к нему эту фрейлину Екатерины Арагонской. Нет, бывало, конечно, что некоторые из приближённых королевы посещали Томаса, принося сведения о жене Генриха. Само собой, не бескорыстно.
Но Элизабет Блаунт никогда не входила в их число. Но то, что она была близка с государем, конечно же, не являлось для кардинала секретом. Какие уж тут секреты…
Взгляд задержался на посетительнице совсем недолго, после чего вновь опустился – скользнул по чернильнице, по блюду с фруктами, по бокалу венецианского стекла, наполненному красным вином - и вернулся к донесению.
-Прошу Вас.
Больше ничего Уолси не произнёс. Даже с лица его не исчезло выражение мимолётного неудовольствия. Мысленно канцлер всё ещё был погружён в свои дела, и фрейлина пока не успела полностью завладеть его вниманием.  За день к нему на приём просилось столько людей – бывало, что и вполне достойного происхождения – считавших, будто их личные дела, безусловно, имеют государственное значение, что отвлекаясь на каждого, кардинал не сумел бы сделать решительно ничего полезного.
Он взял перо, окунул его кончик в чернила и сделал на полях короткую и, пожалуй, понятную только ему пометку, предоставляя возможность леди Блаунт изложить суть дела. Раз уж она пришла.

А ведь я был прав. Действительно забавно…
Мысль эта не была лишена доли сарказма, обращённого, впрочем, лишь на собственную персону.
Канцлер ожидал чего угодно, но только не подобного заявления. Хотя, что может быть естественнее, чем появление на свет ребёнка, если мужчина спит с женщиной?.. Это Его Высокопреосвященство знал это определённо не только понаслышке, но и на собственном опыте, несмотря на обет целибата.
Уолси поднял взгляд на леди Элизабет и некоторое время просто созерцал её –  не делая лишних движений и никак не отвечая на её слова. Разве что поднял бокал со стола и сделал несколько глотков тёмно-красного, чуть кисловатого сухого вина, что доставляли из Испании.
В душе Уолси был ценителем прекрасного. Его обвиняли во многих грехах – видит Бог, по большей части несправедливо! Так слабые люди готовы обвинить во всех своих неудачах того, кто не боится брать на себя ответственность. Но вот красивые картины, изысканные кушанья, тонкие вина и философские книги он действительно ценил. Всё то, что обеспечивает возможность полноценно, с удовольствием прожить эту жизнь…  Ну, и, само собой, привлекательных женщин. Какая жизнь без них?
Блаунт была хороша. Особенно сейчас – когда она так смущалась, пряча взгляд, но вместе с тем находила в себе силы прийти сюда и сказать то, что сказала.
Канцлер молчал и пытался просчитать, что может случиться дальше. Отложив в сторону так и недочитанное второй раз до конца письмо – Уолси всё пытался отыскать в нём какой-то смысл – он задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. Красный кардинальский перстень неожиданно ярко блеснул в приглушённом свете.
-Вы уверены?
Кардиналу хотелось услышать подтверждение – и по поводу того, что фрейлина точно беременна, и по поводу того, что ребёнок точно от Генриха.
Бастард… Он вряд ли сможет унаследовать корону – незаконнорожденный государь надолго не сумеет обеспечить стабильность стране – но, пожалуй, Его Величество будет доволен. Хотя, постойте… Доволен – если родится сын. Если дочь, Вы, милочка, вряд ли его обрадуете.

Отредактировано Кардинал Уолси (2012-13-05 21:44:20)

Ну, и что мы имеем в результате? Хотя, до результата, опять же ещё далеко. Если снова родится дочь, то, не думаю, что это слишком заинтересует Генриха. А если всё-таки сын…
Кардинал вздохнул. Не то, чтобы грустно, и явно не осуждающе. Скорее устало.
Если всё-таки сын, он, как ни крутите, претендовать на престол сможет. Хорошо это, или плохо?
Плохо, учитывая, что в будущем это может расколоть Англию на два лагеря. Хорошо, принимая во внимание, что данный факт поможет воздействовать на Екатерину. И станет постоянно напоминать о том, что сама она наследника мужского пола королю пока так и не подарила…
-Насколько я понимаю, Его Величеству сию радостную новость Вы ещё не сообщили?
Это был не столько вопрос, сколько утверждение. Действительно, странно было бы после разговора с государем наведаться ещё и в кабинет канцлера.
Уолси откинулся на спинку кресла, взгляд его вновь скользнул по фигуре собеседницы, снизу вверх, от подола платья до лица, на котором смущение вдруг уступило место неожиданной уверенности.
Он вполне мог понять всю зыбкость положения этой женщины. Зачать ребёнка, не будучи замужем, заслужить неприязнь королевы – а неприязнь эта непременно появится, стоит Екатерине узнать то, что знает теперь кардинал – полагаться лишь на не слишком постоянного и весьма увлекающегося возлюбленного.
Оправдать её могло лишь то, что возлюбленный этот является английским монархом. Однако, как отнесётся к подобному положению вещей семья Элизабет – вопрос. Уладить, который, конечно же, не составит особого труда, если леди Блаунт будет и дальше правильно себя вести.
-Вы поступили весьма разумно, что пришли прямо ко мне.
Томас пока что не предлагал посетительнице присесть и не пытался найти для неё никаких слов утешения – кроме последней фразы, что была произнесена почти удовлетворённым тоном. Он не испытывал к ней особенного участия, в конце концов в большинстве своих неприятностей – если беременность можно назвать неприятностью – люди виноваты сами. Но покуда фрейлина не станет разочаровывать его, канцлер непременно примет участие в её судьбе.
Впрочем, теперь от этого участия ей было уже не избавиться в любом случае. Суть заключалась лишь в том, как именно оно скажется на дальнейшей жизни Элизабет.

Пожалуй, будь канцлер помоложе, его тронула бы мольба, которую он без труда мог прочитать в голубых глазах фрейлины… Что греха таить, теперь, когда ему пошёл пятый десяток, Томас ценил красоту ничуть не меньше, чем в восемнадцать или в двадцать лет. Скорее даже больше – примерно так же, хороший знаток вин может оценить букет и прочувствовать послевкусие, тогда так дилетант выпьет кубок залпом и не ощутит ничего, кроме лёгкого головокружения.
Дело было в отношении к жизни – и к тем, кто окружал кардинала. И в данный момент, отстранённо и почти равнодушно наслаждаясь красотой леди Блаунт, Его Высокопреосвященство всего лишь прикидывал, как организовать дело наилучшим образом. Наилучшим, разумеется, для короля и для самого Уолси. Ну, или в обратной последовательности, не суть – ибо свои интересы лорд-канцлер не отделял от интересов Англии.
-Его Величеству я сообщу обо всём сам. Когда придёт время, и когда настанет нужный момент.
И всё-таки эти слова были произнесены не совсем официально. В них можно было угадать намёк на ободрение, на стремление поддержать собеседницу и дать возможность понять, что главное – не совершать опрометчивых поступков. Впрочем, то, что Элизабет пришла именно к нему, говорило само за себя.
Хотя… к кому ей ещё идти? К Генриху? Благослови его Бог, но у нашего государя темперамент иной раз может взять верх над разумом. К Екатерине? Так уж совсем глупо, ибо она тотчас поймёт, от кого ребёнок. К своей семье? Пожалуй, для неискушённой девицы это страшнее всего. Хотя будь она поопытнее и преодолей свой страх, то могла бы весьма неплохо разыграть выпавшие карты. Остаётся лишь возносить благодарственные молитвы за то, что девушка этого не понимает…
-Теперь нужно подумать о том, как поступить с Вами, леди Блаунт. Давно ли вы поняли, что должны произвести на свет дитя?
Кардинал поймал себя на том, что ему жаль… Это было смутное, едва понятное, мимолетное чувство, что появилось на самой грани сознания. Смутный оттенок эмоций, подобрать определение которым было весьма непросто.
Ему было жаль того, что он не испытывает сочувствия. Не стремится безвозмездно помочь. Не готов просто упокоить Элизабет лишь оттого, что она красива, невинна – пусть не телом, так душой – и очень нуждается в этом успокоении.
Жаль, что приходится просчитывать все «за» и «против», невзирая на человеческие жизни. Уолси соврал бы, если бы решился заявить, что не испытывает удовольствия потому, что может по своему усмотрению менять эти жизни. Направлять так, как ему покажется правильным. Поворачивать в ту или иную сторону в зависимости от ситуации на политической арене.
Испытывает, всё верно. Правда, иной раз хотелось испытать и ту чистоту ощущений, с которой смотрят на него эти голубые глаза.
Непозволительная сентиментальность.

Получается, что время ещё есть…
Необходимо было увезти куда-нибудь Элизабет до того, как положение её станет очевидным для окружающих. И прежде всего, конечно, для королевы. Не то, чтобы канцлер особенно опасался за свою посетительницу – в том случае, если бы Екатерина узнала о беременности – но всё-таки не отнестись к вопросу со всей серьёзностью было бы явно неразумно.
Уолси ведь с первых слов понял, что подобный поворот событий может многое изменить в королевстве.
Если, само собой, Генрих решит признать отцовство.
Вот здесь оставалось только строить предположения. Пожалуй, многое зависело от отношения короля к леди Блаунт. И до сих пор, судя по всему, отношение это было вполне неплохим.
Ну, и разумеется, от того, какого пола будет дитя. Обдумывая ситуацию, кардинал всё время мысленно возвращался именно к этому вопросу. Никто не усомнился бы, что внебрачный ребёнок её мужа поможет воздействовать на королеву. Но теперь, так сказать, рассматривая дело со всех сторон, Томас не мог не прийти к выводу, что сын государя, родись он у Элизабет, сделает положение Её Величества весьма зыбким. Если, конечно, у неё самой не получится произвести на свет наследника мужского пола.
Но до сих пор этого не случилось. И вполне возможно, что это даже повлияет на отношения с Испанией. Ведь реши король и впрямь признать дитя, рождённое вне брака…
Но здесь Уолси оборвал полёт своей фантазии. Потому что пока ничего не было ясно – даже то, суждено ли этому потомку Генриха появиться на свет. Ведь всё в руках Господа, и люди ничего не могут утверждать заранее.
-Хорошо, леди Блаунт. Когда придёт время, о Вас позаботятся. И Вы сможете родить своего бастарда в уединённом и безопасном месте.
Монастырь? Что ж, возможно, и стоит отправить её в монастырь, где смогут обеспечить хороший уход, и не станут особенно трепать языками. Хотя… смешно предположить, что даже при желании удастся скрыть факт появления на свет королевского отпрыска.
-Дальнейшая Ваша судьба тоже не останется без внимания.
Большего канцлер пока что не мог сказать. Ему ещё предстояло всё взвесить, разложить по полочкам и принять решение, как и когда сообщить королю новость.
В том, что отцом является именно монарх, Уолси практически не сомневался – ему никогда не доносили, что фаворитка выказывала интерес к другим мужчинам. Да и вряд ли она в подобном случае набралась бы смелости явиться в кабинет кардинала.
-Не забудьте – Вы никому не должны ничего говорить. Я всё устрою должным образом.

-С Вашими родителями я переговорю тогда, когда будет необходимо. И, поверьте, это будет куда действеннее, чем  если Вы сами станете просить у них о прощении.
Канцлер улыбнулся. Это вышло не то, чтобы c долей участия, но определённо не зло и не иронично. Ему было сложно понять, что чувствует теперь стоящая перед ним женщина. Точнее говоря, не женщина даже, а девица, хоть и успевшая познать радости любви, но ещё не готовая к тому, чтобы принять последствия. И справиться с этими последствиями.
К счастью для королевства…
-Леди Блаунт, ведите себя так, словно ничего не случилось – это Ваш единственный шанс сохранить и доброе имя, и расположение Его Величества, и возможность в будущем обрести супруга и родить детей в браке, освещённом Церковью.
Уолси уже прикинул про себя, как всё это может быть. Признает Генрих дитя, или нет, он определённо не бросит Элизабет на произвол судьбы. А стало быть, придётся чем-то задобрить её родителей и будущего супруга, которого непременно придётся найти раньше или позже.
Для кардинала это не было проблемой.
И потому он мог позволить себе относиться к посетительнице чуть снисходительно. Ведь даже роди она королю сына, ей никогда не стать женой государя. А все её страхи, волнения, опасения для лорд-канцлера не значили совершенно ничего. Он же прекрасно понимал, что самый строгий отец, верящий в целомудрие дочери, что вдруг оказалась беременной от короля, ни за что не осмелится противоречить кардиналу, когда придёт время объявить, что ребёнок должен появиться на свет. Более того, мало кто из придворных, желающих снискать милость сильных мира сего, откажется взять в жёны фаворитку Генриха. И, не отказавшись, наверняка станет весьма неплохо с ней обращаться, если получит в приданое какой-никакой титул и прилагающиеся к этому титулу земли.
Так что никаких сложностей.
Только вот в голове всё время крутится вопрос – что за ребёнок должен родиться у этой леди. Мальчик или девочка? А если мальчик, какая роль ему уготована в истории Англии?
Впрочем, Томас понимал, что загадывать на много лет вперёд – дело неблагодарное. Нужно получать максимальную выгоду из той ситуации, что складывается теперь. И Уолси определённо не упустит своего шанса использовать теперешнее положение для того, чтобы извлечь из него всю возможную пользу.
И короля, и для себя… И для государства.
-Вы ведь постараетесь сохранять спокойствие и жить некоторое время, так чтобы никто – слышите, никто! – ни о чём не догадался?
В ожидании ответа Томас немного нетерпеливо постучал пальцами по столу. Рукав красной кардинальской сутаны неярко блеснул дорогим золотым шитьем.

-Леди Блаунт… - лорд-канцлер в очередной раз вздохнул. Впрочем, вопрос вызвал едва заметный намёк на улыбку. До сих пор Элизабет вполне устраивала его в качестве возлюбленной государя – она не пыталась как-либо вмешиваться в дела Уолси, не переоценивала свои силы, пробуя влезать в решение политических вопросов. Она лишь занимала Генриха, даря тому хорошее расположение духа, а Уолси свободу действий. Так что и в качестве матери возможного претендента на престол она представляла собой далеко не худший вариант. Ведь на её месте могли быть женщины более тщеславные и более искушённые. – Уверен, что если Его Величество захочет видеть Вас наедине, то это вряд ли повредит вашему ребёнку. Вскоре Вам придётся покинуть двор. До этого я найду время для того, чтобы выяснить, как государь решит поступить дальше. Ну, а пока… - Томас лишь развёл руками, вновь подвигаясь ближе к столу и явно желая открыть толстую папку из тонкой хорошо выделанной кожи с золотыми застёжками, наполненную документами. – Пока что Вам придётся вести тот образ жизни, какой Вы вели до сих пор. Подумайте сами, две недели назад Вы ещё ни в чём не были уверены. Считайте, что с тех пор ничего не изменилось. Понимаю, это непросто, но, с другой стороны, положение Ваше вполне закономерно. И Вам следовало ранее подумать о последствиях.
Должно быть, в словах Уолси и можно было почувствовать что-то вроде лёгкого укора, какой был бы вполне уместен из уст священнослужителя. Но в данный момент перед леди Блаунт находился прежде всего канцлер, государственный деятель, который пытался просчитать все плюсы и минусы ситуации. Чтобы и в дальнейшем действовать наверняка. Так что укор этот призван был не столько пробудить сожаления в душе женщины, сколько уничтожить все сомнения – если таковые и присутствовали – в том, чтобы полностью исполнять указания кардинала.