Рождество... Главный католический праздник, благодатный символ жизни, спасения и новых начинаний... На сей раз для английской королевы этот праздник стал не светлым, а горестным. Недавние роды, которых вместе с Екатериной так ждала вся страна, окончились неудачей. Уже не в первый раз дитя появлялось на свет мертвым, и особенно горько было оттого, что это вновь оказался мальчик. Наследный принц рода Тюдоров так и не увидел Божьего света, и, признаться, самой Екатерине тоже совсем не хотелось никого видеть, а тем более находиться в обществе веселых нарядных придворных и принимать поздравления. Больше всего она мечтала очутиться в своих покоях подальше от всех, чтобы в полумраке и тишине дать волю своему горю - неизбывному горю матери, раз за разом теряющей детей, женщины, не оправдавшей ожиданий своего мужа, и королевы, не способной дать стране наследника. Боль, которая все еще не покинула чрево королевы после родовых мук, не шла ни в какое сравнение с теми страданиями, которые претерпевала ее душа.
Но реальность диктовала свои законы, и не оправившаяся после родов Екатерина была обязана открывать ежегодный рождественский бал в Уайтхолле вместе с супругом. Никто не должен знать, что творится в ее душе, - она королева, и этим все сказано. Поэтому женщина не поддалась своему желанию надеть траур и велела обрядить ее в темно-бордовое платье с лифом, расшитым серебряными нитями. Оно смотрелось достаточно строго, чтобы не нарушать траура, но достаточно нарядно, чтобы не вселять уныния в сердца подданных. Екатерина прибыла к большой зале первой и издалека заметила супруга, идущего по коридору ей навстречу. Лицо Генриха тоже не выражало особенной радости, а поступь была сурова и решительна, и Екатерина замерла, раздираемая болью и чувством вины, потупив взор перед монархом. Приветствие было холодно-вежливым, королева склонилась перед супругом в глубоком, почтительном реверансе и слегка коснулась дрожащими пальцами протянутой руки Генриха.
- Благодарю, мне уже лучше. Генрих, я... глубоко сожалею, что нынешний праздник для нас омрачен. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы больше не подвести тебя.
Еще один реверанс, и королева наконец осмелилась поднять глаза на мужа. Ей трудно дались эти слова, но она чувствовала: не произнеси она их, всё могло быть еще хуже. Екатерина робко проговорила:
- Я очень люблю тебя, муж мой. И я еще подарю тебе детей. Пусть этот праздник станет знаком новой надежды для нас.
И в этот миг от реакции Тюдора зависело далеко не только настроение, с которым Екатерине предстояло выйти к гудевшим в зале придворным.

Юная Элизабет Блаунт находилась в огромной праздничной зале. Там было множество придворных, разодетых в праздничные наряды, праздно беседующих друг с другом, смеющихся и радующихся. Хотя, безусловно, праздник был омрачен тем, что Её Величество в очередной раз разрешилась мертворожденным ребенком. Некоторые оставались безразличными к этому, некоторые сожалели, что у Англии не появился наследник, некоторые искренне сопереживали королеве. Хотя на виду никто не показывал своих истинных чувств. Так и Элизабет Блаунт. Она действительно сочувствовала Её Величеству, однако на празднике вела себя так же как все: улыбалась, танцевала, радовалась.
В тот момент, когда были объявлены имена короля и королевы, которые через мгновенье вошли в залу, все присутствующие затихли и склонились в поклонах и реверансах. Бесси Блаунт оказалась в тот момент совсем не далеко от Их Величеств. Она опустилась в низком реверансе. Когда девушка робко подняла свои большие голубые глаза на Его Величество, их взгляды на несколько мгновений встретились. Плавно поднявшись, Бесси скромно отвела взгляд в сторону. Она поправила своё золотое платье с огромными рукавами и вновь незаметно устремила взгляд на молодого короля. Словив в очередной раз на себе его взгляд, она очаровательно улыбнулась, щеки же её залил легкий румянец.
В тот момент она даже не думала о том, как себя вести. Всё получалось как-то само собой, непроизвольно. В тот момент Бесси совершенно забыла, кто перед ней. Перед ней словно возник не король Англии, а просто красивый молодой человек. И хотя она даже не думала о возможных с ним отношениях, что-то заставляло юную девушку вести себя с ним не так, как она должна была бы вести себя с монархом или же с обычным и безразличным ей молодым человеком.

Короткая, с чувством произнесенная речь короля заставила всех в зале разразиться аплодисментами и приветственными криками. Екатерина улыбнулась и подняла свой кубок, показывая, что присоединяется к словам мужа. Музыканты приготовились играть первый танец, и королева еле заметно подалась вперед, чтобы ей было легче встать и выйти с Генрихом в центр зала. Однако действия мужа привели ее в глубокое недоумение: вместо того, чтобы повернуться к жене и пригласить ее, он прошествовал прямо к молоденькой фрейлине Бесси Блаунт и попросил ее открыть с ним бал! Екатерине было не слышно, что сказал юной леди король, но Элизабет довольно громко ответила, что не смеет отказывать.
Что это? Почему он так поступает? Неужели он разгневан на меня и хочет продемонстрировать, как он разочарован во мне? Но зачем же делать это прилюдно, да еще на Рождество?..
Поведение Тюдора не оставило равнодушным решительно никого из придворных. Королева услышала легкий ропот и краем глаза уловила, что на нее обращен не один удивленный взгляд. Екатерине удалось быстро взять себя в руки, и выражение замешательства на ее лице сменилось маской вежливой благосклонности. Она кивнула мужу, будто благодаря за то, что избавил ее от утомительной необходимости танцевать, и пригубила вина из золоченого кубка. Но в душе ее кипела настоящая буря: "Как он мог! Это официальный прием, вся знать присутствует на балу, а он позорит меня, свою королеву, ставит в неловкое положение! Можно подумать, нельзя было прямо объявить, что я не смогу открыть бал - все бы отнеслись с пониманием... Король должен всегда помнить о своих манерах, а не вести себя, как упрямый мальчишка!" Музыка уже играла вовсю, и Тюдор грациозно вел свою партнершу, а его супруга смотрела на них невидящими глазами и была очень, очень растеряна и недовольна.

Элизабет Блаунт плавно двигалась в танце, словно слившись и с музыкой, и со своим партнёром. В те мгновения она уже не думала ни о Её Величестве, наблюдавшей сейчас за танцем, ни об остальных присутствующих. На некоторое время оставило её и волнение, что появилось в ней поначалу. Всё же танцы были её стихией. В такие моменты она забывала обо всём. Однако вскоре шепот молодого короля словно вывел её из забытья. По щекам её тотчас разлился лёгкий, нежный румянец. Бесси не успела ничего сказать в ответ, поскольку их тут же развёл танец.
Однако вскоре они вновь оказались близко друг к другу и девушка вновь вложила в ладонь монарха свою руку и почувствовала, что король сильнее чем положено сжал её тонкие пальчики.
– Я хочу, чтобы сегодня вечером Вы пришли в мои покои, - едва слышно прозвучал голос Генриха, который заставил сердце юной девушки бешено колотиться. Теперь недавно забытое волнение начало нарастать, однако Элизабет держалась так, словно ничего не произошло.
- Да, Ваше Величество, - тихо ответила королю девушка, посмотрев прямо в светлые глаза Тюдора.
Ещё некоторое время танец продолжался, то разводя пары, то вновь соединяя их.
Теперь Элизабет Блаунт и Его Величество остановились друг напротив друга. Музыка смолкла. Девушка очаровательно улыбнулась, скромно опустила взгляд и присела в глубоком реверансе. В зале послышались аплодисменты. Рождественский бал-маскарад был открыт. Теперь Элизабет смогла осознать, что только что произошло. Она открывала рождественский бал-маскарад в паре с королём! Более того, он пожелал, чтобы она пришла в его покои!
Только бы не растеряться сейчас! - пронеслась мысль в голове Элизабет. И это у неё получилось. Она в очередной раз улыбнулась монарху, после чего отвела взгляд в сторону. При этом она старалась не смотреть на собравшихся в зале людей, в чьих глазах она и не глядя могла прочитать удивление и немой вопрос.

Когда музыка наконец смолкла, Генрих уверенной походкой направился к трону и занял место рядом с Екатериной. Она отвернулась от супруга, делая вид, что ищет глазами кого-то в толпе, а на самом деле просто пытаясь овладеть собой. Конечно, поступок короля не вязался не только с образом любящего мужа, но и просто с хорошими манерами, но в этом был весь Тюдор - живой, непосредственный, яркий, скорый на проявление любых эмоций. Он делал то, что хотел, а остальным надлежало восхищаться им. Сегодня Екатерине совсем не было приятно поддерживать эту игру, но что может быть хуже, чем ссора монаршей четы в разгар рождественского бала? Пришлось королеве с деланным оживлением взглянуть на мужа и ответить на его вопрос:
- Благодарю Вас, в Вашем обществе я всегда чувствую себя лучше. - И уже неофициально, даже с улыбкой, Арагонская добавила: - Ты, как всегда, прекрасно танцуешь. Уверена, на месте леди Блаунт мечтала бы оказаться любая женщина королевства.
Помимо воли Екатерины, последние слова прозвучали довольно ядовито, но она не была уверена, что отстраненно рассматривающий подаваемые блюда Генрих вообще придал хоть какое-то значение ее словам. Потягивая вино, он думал - королева была почти уверена в этом - о прелестях молодой дамы. Решив все же обратить на себя внимание мужа, Екатерина пошла на шаг, который сочла бы унизительным для себя, если бы не считала, что это может успокоить удивленных придворных и ее собственное сердце. Она наклонилась ближе к супругу и спросила:
- Дорогой, первый танец был слишком длинным и трудным, чтобы я могла станцевать его с тобой. Я как раз хотела сказать тебе об этом, но ты сам позаботился обо мне, пригласив леди Элизабет. Но может быть, ты не откажешь мне в туре более спокойного танца? Сегодня же Рождество!

На лице Генриха отразилось столь искреннее удивление от просьбы жены, что при других обстоятельствах Екатерина бы, пожалуй, рассмеялась. Но сейчас ей было не до шуток, а потому она церемонно приняла руку мужа и вышла с ним в центр залы. Заиграла неспешная музыка, и королевская чета начала танцевать, хотя, по-видимому, никому из них это не доставляло удовольствия. Заслышав одобрительный гул со стороны кучки вельмож, стоявшей у стены неподалеку, Екатерина подумала, что рисковала получить отказ и тем самым поставить себя в неловкое положение не напрасно: "По крайней мере, теперь это выглядит прилично. Генрих никогда не задумывается о том, как выглядит со стороны, но разве не для того нужна королева, чтобы подчеркивать величие и достоинство короля? Плохой я была бы женой, если бы позволила своим чувствам взять верх и допустила, чтобы мой супруг дал придворным повод для сплетен... Но уж чему-чему, а достойному поведению матушка меня научила. Возможно, Генрих даже оценит это мое качество... позже".
Плавно сходясь и расходясь в замысловатых фигурах танца, Екатерина и Генрих думали каждый о своем. В какой-то момент королева поймала себя на том, что с сожалением вспоминает более молодые годы, когда их руки соприкасались, выдавая тайное желание, глаза горели огнем любви, а губы шептали ласковые слова каждый раз, когда танец сводил их ближе. Теперь же от всего этого остались лишь приличие и благородство, уважение и, возможно, привычка. Екатерина чувствовала, что муж уже не любит ее так, как прежде, но она сама не охладела к нему, и такая отстраненность Генриха ранила, хотя на то и были причины...
В любом случае, Арагонская была рада, что танец закончился. Она улыбнулась своему королю, присела перед ним в глубоком реверансе и, подождав, пока он подаст ей руку, сказала:
- Благодарю Вас. Если позволите, я предпочла бы удалиться в свои покои. Мое здоровье еще недостаточно окрепло, а здесь слишком шумно и многолюдно, мне становится дурно.
"Конечно, глупо вот так уходить, но сидеть весь вечер и смотреть, как Генрих ищет очередную жертву из молоденьких фрейлин... Это выше моих сил. Да и кажется, одну он уже нашел..." - взгляд королевы скользнул по стройной фигуре Бесси Блаунт. Она приветливо оглядела придворных справа и слева от себя и промолвила громче:
- Прошу, продолжайте без меня, не отказывайте себе в рождественском веселье. Это чудесный праздник, пусть все будут довольны и славят рождение Господа нашего!
С этими словами королева покинула бальную залу Уайтхолла с улыбкой на лице и ощущением, что она лишилась чего-то очень важного, в сердце.