Статная фигура в черном одеянии показалась в темном углу комнаты и недвижно стояла там некоторое время, хотя в предосторожностях не было нужды: призрачный силуэт первой супруги Тюдора (а это была именно она) смогла бы различить разве что кошка, чье зрение могло проникать и в потусторонний мир, но разумеется, в покоях рожавшей королевы никаких кошек быть не могло. Екатерина отрешенно наблюдала за суетой вокруг молодой женщины, лежащей на роскошной родильной кровати в попытке выполнить свой главный долг перед королем и Англией. Сколько раз за земную жизнь Арагонской самой пришлось проходить через эти муки!.. И как напрасно оказалось это все в итоге, напрасно на земле - но не на небесах, где королева уже заплатила по счетам и убедилась, что ни мучения, ни злодеяния не остаются незамеченными. И вот она здесь... Пришла не к дочери, не к позабывшему ее, должно быть, супругу, а к своей преемнице, к той, которой выпала участь совершить то, что не удалось ни самой Екатерине, ни ее вечной сопернице Анне. И хотя даже за завесой смерти душам неведомо будущее смертных, Екатерина чувствовала - это случится сегодня. Она еще раз взглянула на Джейн Сеймур, измученную и хрупкую в этот момент, и ободрительно улыбнулась ей, хотя живая королева не смогла бы увидеть почившую.
Однако вскоре она почувствовала, что происходящие события пробудили к жизни не только ее дух. Екатерине не нужно было оборачиваться, чтобы узнать молодую и красивую женщину, появившуюся в опочивальне. Она произнесла:
- А вот и ты, Анна... Я знала, что ты придешь сюда сегодня. Похоже, это будет великий день...

- Да уж, скромность никогда не входила в число твоих главных добродетелей, - с легкой усмешкой ответила Арагонская, - помнится, ты бросала вызов всему миру, выходя из своих покоев в пурпуре и мехах, словно плевала в лицо завистникам своей молодостью, своей удачей, своим счастьем...
Анна и после смерти осталась такой, как была, - умной, язвительной, яркой. Екатерина понимала, что во многом Генрих увлекся леди Болейн потому, что она была полной противоположностью первой королевы с ее сдержанностью и строгостью, взращенной католическим воспитанием. Но ведь и она в расцвете юности была другой! Если бы не потери детей, не постоянное напряжение, не неверность мужа - да еще много всяких "если бы" могла она привести в свое оправдание. Но живым оно было не нужно, а мертвых судили совсем по-другому... И вот теперь вторая жена Тюдора стоит рядом с ней, такая же бесплотная, как и она сама, и смотрит на ту, что стала противоположностью ей и увлекла Генриха кротостью и ангельским ликом. На третью королеву Англии, которая - Екатерина тоже ощутила это - скоро присоединится к ним.
- Ты права, душа Джейн ненадолго останется в этом теле... - задумчиво проговорила Арагонская. - Но если Небеса смилуются над ней, она успеет дать ему сына, за которого он так боролся. Ведь он сражался не за тебя, не за право вкусить плоды наслаждения и даже не за любовь, а за наследника, которого ты ему обещала. Знаешь, Анна, мне странно говорить это, но мне тоже приятно видеть здесь тебя. Особенно теперь, когда мы оказались в равном положении - королева снова бросила взгляд на Джейн, - ведь она обошла нас всех. В одном я оказалась права, Анна: ты надоела ему так же, как это случилось со мной...
В словах Екатерины была скорее мрачная ирония, чем злорадство или мстительное торжество. Она ничего не могла забыть, но какой смысл это имело теперь? В конце концов, на долю каждой из женщин выпала своя чаша страданий.

- Если бы все было так, как мне хотелось, он вообще не посмотрел бы на тебя, - парировала Екатерина реплику соперницы, но большой злобы или ревности в этих словах не прозвучало. Королева слушала Анну и не уставала отмечать, как трагически похожи оказались их судьбы: сначала безоблачное счастье, потом потери младенцев, холодность, подозрения, измены, клевета и в конце концов смерть, тот последний рубеж, который в итоге уравнивает всех. Что с того, что одна из них умерла в изгнании, вдали от всего, что так преданно любила, а вторая взошла на эшафот - обе они в конце жизни были одиноки. А тот единственный, кого они любили и за чье сердце боролись до последнего вздоха, вычеркнул память о них из своей жизни и пошел вперед, не оглядываясь. Кэтрин медленно подошла ближе к постели Джейн Сеймур и всматривалась в ее черты, словно пытаясь что-то уяснить.
- Я, как и ты, скорблю о наших детях, которым не суждено было вырасти и стать гордостью отца. Особенно о нашем первенце, маленьком Генри, который осчастливил своим появлением наше Рождество и так быстро покинул этот мир. Тогда горе сокрушило нас, но мы были молоды и не теряли веры в лучшее. С каждым разом это было все тяжелее, надежда угасала, а потом появились леди Блаунт с ее сыном, твоя сестрица... и ты. - Вспомнив о мальчике, которого родила от короля Мэри Болейн, смещенная собственной сестрой, Екатерина внезапно расхохоталась, и если бы роженица могла слышать этот смех, она, несомненно, пришла бы в ужас. - Представь себе, Анна, если бы все дети Генриха были живы, ему не пришлось бы собирать армию - она вся составилась бы из его сыновей!
Пробегавшая мимо с какими-то флаконами фрейлина прошла сквозь призрачный силуэт королевы, и та поморщилась, будто отгоняла назойливое насекомое. Однако последующая речь Анны заставила ее глаза вновь принять серьезное и задумчивое выражение, столь свойственное им при жизни. Арагонская подошла к королеве Анне и с удивлением ощутила, что та взяла ее за руку. Раскаяние... это было столь не похоже на гордую и дерзкую леди Болейн и вместе с тем так искренне, так просто и человечно, что Екатерина была тронута. Она окончила свои дни, почти ничего не зная об участи той, что заняла ее место, но ее сердце еще при жизни подсказывало ей внушенную с детства, хотя порой и мучительно трудную, обязанность прощать равно друзей и врагов. Не стала она скрывать этого и теперь:
- Я верю тебе. Ты знаешь, прошлого не изменить, и то, что свершено, нельзя ни забыть, ни стереть. Но можно простить. Те обиды, что были нанесены мне, я простила и тебе, и ему. Есть великие страсти, перед которыми не властен человек, есть чувства, которые меняют очертания мира, стирают горы в прах и осушают океаны, и как ни больно это признавать, ваше чувство было как раз таким... Разве дерзнет ничтожный человек не простить волну, что во время шторма губит корабли и смывает дома с берегов? Такова ее природа, и можно только смиряться и терпеть то, над чем ты не властен. Мне жаль, что ради этой великой страсти тебе пришлось отказаться от своего первого чувства, это действительно печально, но думаю, взамен ты получила много того, о чем не сожалеешь.
Анна отошла от Екатерины и снова повернулась к третьей жене короля Англии:
- Он считает, что мы разочаровали его. Попомни мое слово, Кетрин, он еще завещает похоронить себя рядом с этой простушкой. Так и будет! Не со мной же, "изменницей", ему захочется лежать под плитами церкви.
- И не со мной, - промолвила Екатерина. - Уверена, он откажет мне даже в этом, ведь я и погребена не как королева, да и сам образ мой, вероятно, уже стерся из его памяти. Если она родит сейчас сына, она затмит нас обеих и навеки останется самой любимой, светлым ангелом, несравненной королевой Джейн. А мы будем только бабочками, сгоревшими в пламени свечи...

Пламенные слова королевы Анны находили отклик в душе ее бывшей соперницы. Хотя Арагонская никогда не была мстительна или гневлива, она понимала, что должна чувствовать эта молодая, безврменно почившая женщина, для которой итогом долгого и непростого пути наверх стал эшафот. Тем больнее было слышать, что в день ее смерти неверный супруг Екатерины веселился и чувствовал облегчение. Не то что она опечалилась бы, узнав при жизни о кончине Анны, но устраивать пиршества и демонстративно не носить траур по законной жене?.. Кощунство.
А потом это повторилось... Видимо, мироздание действтельно всегда возвращает удары, нанесенные другим. И теперь перед нами лежит та, чья смерть станет ударом для Генриха. И да простит меня Господь, ее мне жаль куда больше, чем ее мужа...
Но было еще кое-что, что связывало призрачных дам сильнее, чем любовь к Генриху и его несправедливость.
- Такое трудно простить, Анна, я понимаю тебя. Если быть до конца честной, мой дух и после смерти не спокоен, но не за свои обиды я хотела бы взыскать, а за то, как по милости и с одобрения Его Величества обращаются с принцессой Марией. У тебя были причины не любить ее, да я бы и не простила, если бы ты попыталась с ней сблизиться, но у нее был и есть отец, который только сейчас вспомнил, что его дитя существует! - Екатерина указала на Джейн. - И это произошло благодаря ей! Поэтому у меня нет к ней недобрых чувств, и ты подумай о том, что к Елизавете эта женщина была добрее, чем кто-либо, даже старалась помирить с отцом. Братья и отец... о, мы так зависим от мужчин и их честолюбия! Твоя родня тоже многим готова была пожертвовать ради короны, но отдам тебе должное - ты превзошла их всех, и благодаря этому тебя запомнят, можешь не сомневаться! - усмехнувшись, королева отошла от Анны и ненадолго погрузилась в молчание.
- Я думаю, нам стоит навестить его величество.
Голос королевы Анны разорвал тишину, и Екатерина с удивлением отметила, что эта в общем-то простая и логичная мысль не приходила ей в голову. Действительно, почему бы не воспользоваться шансом и не посетить того, кто был предметом их беседы?
- Я согласна. Сейчас именно тот момент, когда все придворные держатся от королевских покоев подальше, трепеща в ожидании исхода дела. Но для нас-то никакие замки не помеха! Идем, посмотрим на будущего отца. Он ведь еще не знает, что у Джейн будет мальчик...

Когда Екатерина увидела в полутемной комнате изможденное бессонницей и тревогой лицо того, кого когда-то так любила, у нее защемило сердце. Она была тенью немногим дольше Анны, но никогда до этого дня не возвращалась в мир живых, и встреча с бывшим супругом наполнила ее душу чувствами, которые были давно мертвы вместе с ней. Должны были быть мертвы. Но сейчас любовь, сострадание и боль горели в ее призрачном сердце с былой силой, и Екатерине было больно и грустно смотреть на этого сильного, но убитого горем человека.
Анна разговаривала с королем, хотя тот ее и не слышал, и на губы Арагонской искривились в горькой усмешке, когда она подумала, что так они и прожили свои жизни рядом с Тюдором: в тени его тщеславия, его жажды величия, его темперамента и всепоглощающего желания иметь сына.
Неслышимые, невидимые, бесплотные тени, которые так легко и быстро сменили одна другую... Скоро нас будет на одну больше, но этот сверкающий, неистовый вихрь по имени Генрих никогда не остановится...
Видя, что Анна почти не владеет собой, Екатерина подошла к ней и мягко взяла за руку. После всего произошедшего сегодня этот жест уже не казался ей необычным.
- Оставь его, Анна. Зачем бередить свои раны, он все равно не слышит нас. Его совесть сейчас молчит, как будет молчать и завтра, когда у Англии появится принц. Его черед платить по счетам придет потом, много позже, и ты сейчас не поможешь ни себе, ни тем, кого потеряла.
Но первая супруга Тюдора не могла устоять перед искушением и тоже коснулась его. Ее холеные пальцы медленно погладили Генриха по плечу, как ребенка, а голос был наполнен печалью, когда она заговорила:
- Видишь, Генрих, к чему ты пришел... Твоя некогда обожаемая жена упрекает тебя даже после смерти, и даже я не могу сказать, что ее упреки несправедливы. Твоя беда не в том, что ты хочешь запомниться в умах потомков, и даже не в том, что ты идешь к своим целям напролом - возможно, так и должен поступать настоящий правитель. Нет, Генри, твоя беда в том, что на пути к бессмертию ты лишаешь жизни других людей. Вспомни сэра Томаса, которого ты так любил, - разве он когда-то желал тебе зла? А что сделал тебе кардинал Кампеджо? - Екатерина опустилась на колени рядом с креслом мужа и накрыла его руки своими бесплотными ладонями. - Если ты не хочешь, чтобы все призраки твоего прошлого в смертный час явились тебе и потребовали отчета, одумайся и не забывай, что ты не только всесильный король, но и человек. Че-ло-век. Чья жизнь на весах Господних не ценнее любой другой. Вспомни о детях, вспомни о тех, кто вокруг тебя! - голос Арагонской звучал умоляюще, но слышать ее могла лишь стоящая рядом Анна. Внезапное воспоминание о том дне, когда она так же стояла на коленях в зале суда и говорила главные слова в свой жизни, но ее не услышали. И это было больно даже сейчас. Резко отстранившись от Тюдора, Екатерина повернула голову и отрывисто спросила:
- Как думаешь, Анна, после смерти Джейн он захочет жениться снова?

- У Генриха появилась привычка брать в жены фрейлин своих королев.
- Не менее скверная, чем невоздержанность в пище. Ты заметила, Анна? Наш бывший супруг даже в пору суровых испытаний отлично обедает, - не без злорадства отметила Екатерина. - Этак ему грозит потеря его атлетичной фигуры, которая так впечатляет тех самых фрейлин. А если он продолжит предаваться своим порокам, скоро ему вовсе будет не на ком жениться.
Арагонская не имела желания копаться в своих чувствах, от которых твердо отказалась, завершив свой земной путь. Иначе ей все же было бы трудно решить, хочет она того, о чем говорит, или лишь убеждает в этом себя и бывшую соперницу. Впрочем, последнее действие Анны опять заставило ее рассмеяться, хотя и не так зловеще, как в покоях Джейн.
- Какая, все-таки, глупость эти наши земные устремления! Посмотри: мы столького хотели добиться, столько строили планов - и вот мы мертвы, а его планы вот-вот воплотятся в жизнь... Но мы все несчастны! Ты отвешиваешь ему оплеуху, как оскорбленная девица не слишком высокого происхождения, я произношу увещевания, которые не достигают его слуха, а уж тем более - совести, и даже его мнимое торжество не принесет ему счастья, потому что скоро сопроводится великой потерей. К чему тогда весь этот маскарад? И чем он отличается от шутовских представлений, которые мы десятки раз видели при Дворе?..
Тут обостренного небытием слуха Екатерины достиг звук, который она не смогла бы спутать ни с чем другим: плач младенца. Женщина в волнении приблизилась ко второй королеве и воскликнула:
- Ты слышишь?! Это он, наследник! Пойдем посмотрим на мальчика первыми или останемся здесь и увидим наконец, какое лицо будет у Генриха, когда ему сообщат, что у него законный сын?

- Если бы "хотеть" и "делать" значило одно и то же, многие в Уайтхолле могли бы получить от меня оплеуху, - парировала Екатерина. - Но тут дело не в происхождении, да я им и не кичилась, не я же выбирала, когда и кем родиться и кем стать... Причина всего кроется в характере, в темпераменте, который одним из нас помогает, а другим - мешает идти по той стезе, которую для нас уготовили. Ты сама говоришь, что от природы независима, как львица. Я не такая, смирение в моей натуре, и оно всегда было сильнее даже моего собственного гнева.
Арагонская плавно прошлась по комнате, слушая откровения Анны. Мужчина... Для нее Генрих тоже был прежде всего мужчиной, сильным, страстным, любящим, неистовым и жестоким. К несчастью для себя, Екатерина очень скоро познала темные стороны натуры супруга, хотя и продолжала любить его. Но подчинялась она не мужчине, а королю, правителю, слово которого в этой стране - закон, даже если оно ранит ее женские чувства. И в этом было еще одно значимое различие между королевами.
Впрочем, все это не имело такого уж большого значения с тех пор, как они обе стали для Тюдора прошлым. Его будущее было куда важнее, и именно оно сейчас кричало где-то в другой части дворца.
- Похоже, я всю ночь буду соглашаться с тобой, - усмехнулась Екатерина. - Я тоже не хочу видеть, как он радуется, мне достаточно осознания. Пойдем лучше взглянем на ребенка.
Призрачные дамы в третий раз прошли сквозь стены Уайтхолла, еще хранящего отзвуки их голосов, и очутились в знакомых родильных покоях. Но теперь там все было по-другому: фрейлины и повитухи радостно суетились вокруг женщины, наконец разрешившейся от бремени, они улыбались и беспрестанно повторяли: "Сын! Это принц! У вас замечательный мальчик, Ваше Величество!" Сама Джейн, истощенная, откинулась на подушки, но ее бледные губы изогнулись в слабой улыбке. Она выполнила свой долг.
Дитя уже показали матери, обмыли и положили в богато украшенную колыбель. Екатерина подошла ближе, но остановилась, пронзенная внезапным страхом перед этим невинным крошечным существом, которое даже не догадывалось, сколь много значило само его появление на свет.
- Только представь, Анна, я не могу заставить себя взглянуть на этого малыша. Меня страшит его личико, как будто я смотрю в лицо своей судьбе, как будто я взгляну на него и пойму, что все кончено. Что теперь будет с моей дочерью... с нашими дочерьми? Что вообще теперь будет? И что будет, когда Джейн присоединится к нам?
Екатерина усилием воли заставила себя посмотреть на колыбель и отошла, ограничившись коротким:
- Слишком мал, ничего не разберешь. Но кричит отменно, как, впрочем, и все младенцы.

Теперь, когда все уже свершилось, призракам нечего было делать на земле, и Екатерина понимала это не хуже своей спутницы. Она поравнялась с Анной и проговорила:
- Да, наследником будет маленький принц. Мне жаль и его несчастную мать, которая вряд ли успеет насладиться своим триумфом, и его самого, ведь он теперь навеки заложник своего положения. Не так-то это легко - быть надеждой всей Англии, уж мы-то это знаем... Да что там, мне и Генриха жаль, ведь он не молодеет, и скоро наступит время, когда он не будет так привлекателен и силен, как раньше. Что-то тогда у него останется?..
Екатерина покачала головой, но вдруг резко воскликнула:
- Вот пусть и вспомнит о своих детях!
В последний раз оглядев покои, Арагонская подошла к Анне и серьезно сказала:
- Мы всего лишь тени в этом мире, но сегодня произошло не только событие, важное для людей. Сегодня я по-другому посмотрела на тебя, и мне больше не на что таить злобу. И это осознание для меня гораздо важнее. Пусть живут, как умеют, я хочу лишь спать спокойно, по крайней мере, пока моей дочери ничто не угрожает. Ты права, нам пора.
С этими словами Екатерина подошла к постели нынешней королевы, мягко коснулась ладонью ее вспотевшего лба, одарила Джейн долгим взглядом и растворилась среди теней, наполнявших комнату.