Серое  холодное зимнее небо, тяжелые черные тучи сворой  сварливых  собак набрасывались на ночное светило,  то и дело покусывая ее округлые бока, желая и вовсе прогнать с небосвода единственный источник света. 
Скупой лунный свет едва проникал через узкое окошко где-то под потолком в камеру, где теперь содержался –  главный предатель, и изменник, а вчера еще родной брат короля. Кларенс полусидел на тюфяке служившим ему кроватью, обводя блуждающим взглядом место своего заточения. По приказу короля у герцога отобрали все, чем он мог бы навредить себе, уйти из жизни без  королевского благословения? Нет, Джордж должен был предстать перед королевским судом, испытать всю ярость королевского гнева и лишь, затем и только затем предстать перед Высшим судиею.
Герцог то впадал в бешенство, пугая своих тюремщиков, он   метался по темнице, кидаясь на решетки и громко требуя короля, называя своего старшего брата трусом и награждая массой других  нелицеприятных эпитетов, не достойных короля, то на него нападала апатия и уныние, он терял интерес к происходящему и погружался в какой-то дурман. В этом дурмане ему являлась его Изабель, и все становилось как прежде.

Раздавшиеся шаги смогли ненадолго вывести безумца из оцепенения.

- А, вот и мой братец, Ричард – ухмыльнулся он, приветствуя неожиданного визитера.

Ричард говорил. Он, Джордж слушал. Молча. Сосредоточено. Как же так вышло, что он так боявшийся потерять удачу, делавший все, чтобы поймать переменчивую фортуну за хвост, в конце концов, ее потерял. А быть может его удача была заключена в другом? Но признаваться и сожалеть поздно. Когда он допустил ошибку? Когда пошел за Уориком? Тогда, возможно, Иззи была бы жива, а его дети не остались бы сиротами. Или когда снова решился перейти на сторону братьев? Когда? Мысли лихорадочно путались. Голова была как в огне. Приступы сильной головной боли и раньше случались, но в заключении приступы стали чаще и сильнее. Он обхватил голову руками и тихонько застонал. Непослушная прядь волос, выбившись, скатилась по щеке  и в мутном цвете бледной луны прядь заиграла серебряными красками. Боль отступила.  Давая узнику передышку в схватке с собой. Джордж шатаясь, поднялся. Рука его опустилась на плечо Глостера:
- Я этого не стою Ричард, не стою твоих забот, но мои дети, они ни в чем не виноваты, они заслуживают лучшей доли.  Ты будешь им лучшим отцом, чем был я.

Ричард столкнул его руку с плеча и прошелся по мрачной камере. Глядя на мрачное лицо брата, на чьи плечи лег тяжелый груз. Безумный герцог  вздрогнул  от пронзившей существо мысли: Он пленник более чем я.  Откровение потрясло Джорджа. Пожалуй, впервые, он не испытывал зависти к младшему, всю жизнь он старался обратить на себя внимание и громко заявить: Эй, люди, посмотрите на меня, я Джордж Кларенс. Но то чего мы больше всего жаждем, редко дается нам в руки. Так и Кларенс ища: славы, внимания, почета, добился лишь славы изменника. В то время  как его младшего брата всегда сопровождали эти спутницы, заполучить внимания которых Джордж тщетно пытался. И что в итоге? Похоже, они сравняли счет… Он ухмыльнулся.  Эта мысль сколь могла, успокаивала, мятежного герцога.  И более того, в эту минуту он был доволен своим положением. Наблюдая за нравственными мучениями Ричарда, Кларенс знал точно, что он не желает находиться на его месте.
-Ты глуп, Глостер, если считаешь что все еще можно изменить. И тем более, глуп, если считаешь, что  от меня будет что-то зависит. – спокойно возразил он отвечая  на реплику брата.  Ты думаешь, королеве нужно мое раскаяние?  Неужели ты не видишь, королеву устроит только моя смерть. – Устало проговорил он, устроившись поудобнее на тюфяке. Он сел обхватив колени в кольцо.  Глубокие глаза смотрели задумчиво куда-то сквозь тюремные стены. Что видел безумец? Одному Богу известно. Он сидел какое-то время в молчаливом оцепенении. Затем словно проснувшись от глубокого сна, очнулся. –Ричард, -позвал он, полагая что брат, был всего лишь воображением рожденным  в его воспаленном  мозгу.  – Ричард….Я лучше умру, чем буду просить прощения у этой ведьмы, что восседает на троне –вызывающе бросил он в темноту.

Умирать  Джордж не хотел,  но и жизнь, унизительно вымоленная у брата и подаренная ему королевой, была ему не мила. Он представил самодовольное лицо Лиз склоненное над ним, ее торжествующий голос. По телу пробежала судорога. Она же только этого хочет! Бесконечного унижения и позора для того, кто посмел пойти против нее. Нет, такой презренной жизни полной лишения и унижения он предпочтет смерть. Даже в этом не желая уступить и сломиться перед Элизабет Вудвилл. Глаза Джорджа заволокло дымкой, сорвавшись с места, он подбежал к прутьям решетки и, трясся их, будто собирается вырвать останавливающую преграду, возвестил, рыча, как раненный зверь: - Никогда, никогда принц Йорков не будет вымаливать прощения у деревенской шлюхи!
Кларенса всегда злила покорность его братьев перед этой белокурой ехидной и ее родней. Эдуард все еще пляшет под его дудку, а вот  Ричард… Глостер он не так прост, и также недоволен восседающим Величеством.
Слова Ричарда, как животворная вода, возвращали блуждающее в тумане сознание его непутевого брата к действительности. Кларенс разжал руки, выпуская из своих длинных пальцев холодные прутья решетки.
-Сыро и холодно, - поежившись, повторил он слова брата. - Я зябну - простодушно, как малое дитя, пожаловался он на свои невзгоды. И  продолжал радоваться как ребенок, когда Ричард пообещал принести ему что-нибудь из одежды. Гнев, апатия, сменявшаяся  детской непосредственностью и прямолинейностью. Как не походил этот изможденный узник на того франта, каким его привыкли видеть. Безумие источило и иссушило его изнутри. Герцог Кларенс умер. Жизнь по инерции еще теплилась в этом теле. Но и эту незримую нить еще связывающих герцога с миром живых скоро перережут цепкие ручки белокурой королевы, ставшей проклятьем дома Йорков.