За письмо Генрих садился задумчивым. Любимая Джейн собиралась отправиться навестить его старшую дочь и король знал, что ничто так не обрадует его новую жену, как восстановление добрых отношений с принцессой Марией.
Отчего же так скребёт внутри, отчего мысли не желают собираться в слова?
Воспоминания о событиях прошедших лет сжигали короля изнутри, не давая скрытому чувству вины пролиться на бумагу.
Несправедливо отвергнутая... Объявленная незаконнорожденной... Дочь моя, Мария...
Генрих тряхнул головой, прогоняя эти проявления слабости, и уверенным летящим почерком начертал:
"Возлюбленная дочь моя, принцесса Мария!
Надеюсь, что вы пребываете в добром здравии, в то время как мы скорбим о вашем редком появлении при дворе.
Я и королева Джейн выражаем искреннее желание, чтобы отныне вы являлись украшением нашего двора и утешением наших сердец.
Ваш отец, Генрих VIII Тюдор".

Отредактировано Генрих Тюдор (2011-16-08 21:51:17)

Пауза затянулась, и как бы не было Мэри страшно читать письмо, но знакомство с ним было неизбежно. Откладывать было нельзя, да и королева Джейн вероятно хотела, чтобы она прочитала королевское письмо в ее присутствии.
И вот, перед глазами заплясали, складываясь  в заветные строки буквы. Мэри узнала руку отца. Как же долго она ждала этого часа, ждала и  надеялась, а теперь  она держит в руке заветный клочок бумаги так отчего же такая опустошенность? Почему она ничего не чувствует? Точно что-то надломилось внутри, стеснило грудь.   Голова закружилась, все поплыло перед  глазами, письмо выпало из руки, упав к ногам девушки.
Принцесса  не видела этого, густой туман заволок глаза, и в следующее мгновенье  Мэри поглотила пустота…

Король Англии, откинув расшитую серебром занавесь, наблюдал, как его молодая жена в окружении щебечущих фрейлин усаживается в карету. Недавно он лично вручил ей письмо для своей старшей дочери, и теперь королева отправлялась с визитом в замок Хансдон, где опальная принцесса Мария жила по настоянию отца.
Генрих отошёл от окна и измерил шагами комнату – его снедало беспокойство. Его Джейн, нежное и полное доброты создание, собиралась подружиться с падчерицей, упрямой и гордой дочерью Екатерины Арагонской.
«Конечно, она упряма, - в ней течёт кровь Тюдоров, моя кровь! - напомнил сам себе Генрих. – Как долго она сопротивлялась моей воле, не желала признать незаконность брака с её матерью… Но теперь всё изменится, она подписала документ о повиновении, а у меня появилась возможность простить свою дочь!" – Генрих пальцами выбил дробь по уставленной неоконченным завтраком столешнице и постарался не думать о главной причине своего беспокойства – простила ли Мария его самого.
Сперва король пытался заняться делами – выслушал длинный и невероятно запутанный доклад Кромвеля про аббатства в северных провинциях, просмотрел бумаги о состоянии верфей – но делал всё это рассеянно и даже раздражительно.
«К дьяволу дела! – В конце концов, решил Генрих, заметив, как только что задумчиво смял прошение об увеличении выплат на судостроительство. – Я хочу видеть их обеих! Знать, о чём они говорят!»
И уже через четверть часа король, в сопровождении скромного эскорта придворных, стремительно мчался в направлении Хансдона. Путь был неблизкий, но Генрих проделал его со всей скоростью, на которую был способен его великолепный берберский скакун. Прибыв в замок, король, не глядя, бросил поводья суетливому подобострастному конюшему и без доклада направился к дочери.
Толкнув массивную дверь, Генрих застыл на пороге – картина, представшая его глазам, оказалась столь неожиданной, сколь и подтверждающей правильность его решения о внезапном визите. Принцесса с бледным, ни кровинки, лицом осела прямо на видавший виды ковёр – одна рука на груди, другая, сжимающая лист бумаги, откинута в сторону. Джейн, не менее бледная и взволнованная, метнулась от окна, опустилась рядом с Марией на колени, и осторожно извлекла из пальцев принцессы смятый лист, в котором король, наконец, признал своё письмо.
- Лекаря, - отрывисто бросил Генрих через плечо столпившимся за его спиной придворным и быстрым шагом вошел в комнату. Приобняв за плечи изумленно вскинувшую на него глаза Джейн, король мягко отодвинул жену и склонился над дочерью. Прошло больше пяти лет с момента, когда он видел её в последний раз.
- Как сильно ты повзрослела, - невольно шепнул монарх, бережно заключая тело принцессы в объятья и устраивая её голову на своём широком плече. – Ну, что же ты, Мэри? Очнись, девочка моя…
В голове короля вихрем пронеслись воспоминания о частых докладах про нездоровье Марии, от которых он так легко отмахивался все эти годы. Мучимый чувством вины, Генрих нежно коснулся белой, как алебастр, щеки дочери. Радость вспыхнула в нём, когда в ответ на прикосновение, принцесса прерывисто вздохнула, а ресницы её задрожали.

Отредактировано Генрих Тюдор (2011-13-09 10:31:27)

На лице девушка возникла улыбка, ей грезилось, что  она маленькая  девочка и отец, легко подхватив ее на руки, кружил ее, называя своей маленькой жемчужиной. А рядом мать  с умилением и гордостью наблюдает за их игрой…
Сейчас она откроет глаза, и они оба исчезнут. Нет, постойте, подождите, не оставляйте меня! –взмолилась Мэри и открыла глаза. Увидев перед собой  склонившееся озабоченное лицо короля, она поначалу  приняла его за видение, но это видение не собиралась растворяться в воздухе как мыльный пузырь, и плечо на котором покоилась голова принцессы, не было чем-то эфемерным, готовым  в каждый миг исчезнуть…
Чем явственнее она это осознавала, тем  сильнее менялась в лице от недоверия  и страха до удивления и дочерней радости, вся гамма чувств,  промелькнула на  лице принцессы, прежде чем она окончательно позволила  поверить своим глазам и рукам: ее отец здесь!
Он приехал!
Увидев обеспокоенное лицо Джейн  Сеймур обращающейся к ней:
-Мэри, как ты? Слышишь?
Девушка улыбнулась ей, и согласно кивнув головой, прошептала: Благодарю мне уже лучше, -затем повернувшись к отцу добавила – Ваше Величество, извините за причиненное беспокойство, я не хотела….

«Как хрупкий цветок, распустившийся не в сезон, - подумал не лишённый поэтической жилки английский монарх, глядя, как на лице его дочери расцветает неуверенная, почти робкая улыбка. – Что делает с нами жизнь, моя бедная малышка? Знал ли я раньше, что ты станешь так измученно улыбаться мне?»

Генрих торопливо перелистал в памяти образы принцессы. Вот она, ещё совсем малышка, сидя на руках Екатерины Арагонской, широко, по-детски искренне, улыбается ему, огромному, блестящему золотым шитьём кафтана, мужчине, без предупреждения нагрянувшему в покои своей жены.  А вот, уже чуть старше, стоит надув щёчки и выпятив от обиды нижнюю губу, исподлобья глядит на потерявшего от её толчка равновесие французского дофина, мальчишку, стеснявшегося принять поцелуй от юной, только что представленной, английской невесты. Как же Генрих тогда смеялся… А вот ей двеннадцать. Волосы украшены нитями жемчуга, детская фигурка затянута в платье почти взрослого покроя – принцесса кружится в танце под руку с испанским посланником и изо всех сил старается принять по-королевски важный  вид, но её глаза искрятся такой безудержной радостью, что все вокруг начинают улыбаться. Видел ли он её счастливой после? В памяти только смазанные тусклые образы дочери, тёмные наряды, бледное лицо, плотно сжатые губы и опущенные глаза…
«Я запретил тебе видеться с матерью… Я хотел сделать больно, но не тебе, а ей. О тебе, малышка, я почти совсем тогда не думал… - устало перебирал воспоминания Генрих.  – Ты даже не смогла увидеть Екатерину перед смертью. Впрочем, меня ты тоже почти не видела и с непреклонным упрямством отказывалась признавать мой новый брак. А я не желал смотреть на тебя, моя девочка, моё напоминание о том, как я поступил с твоей матерью…»

Нет, ничего из этого король Англии не произнёс вслух. Генрих Тюдор уже не мог признавать свои ошибки даже среди самых близких ему людей. Только в мыслях, только перед самим собой или Господом он иногда исповедовался в том, что бывает не прав. Вот и сейчас, легко подхватив на руки всё ещё бледную принцессу, монарх громогласно заявил:
- Моя дочь стоит беспокойства, Мария! Ты, верно, совсем не следишь за своим здоровьем, если при визите королевы падаешь в обморок! Ты не должна так пугать ни меня, ни мою Джейн! – Король обвёл медленным взглядом комнату, нерешительно топчущегося рядом лекаря, обеспокоено перешёптывающихся у дверей придворных. Кивнул взволнованной жене, просящей позволения ненадолго покинуть покои. – Хотя неудивительно, что ты так слаба. Это место запущенно, будто поместье какого-нибудь провинциального мещанина!
Впрочем, обитое плюшем кресло показалось Тюдору вполне достойным его дочери, и он бережно устроил в нём ослабшую Марию, а сам принялся расхаживать перед ней, меряя комнату размашистыми шагами.
– Почему мне никто не доложил о состоянии замка, где живёт принцесса? – Гневный взгляд в сторону притихших придворных.
– Почему ты сама не написала мне об этом? – Генрих остановился перед дочерью и голос его теперь звучал спокойно, почти укоризненно.

Отредактировано Генрих Тюдор (2012-21-04 12:54:39)