Холодные стены храма возводились для того, чтобы люди смогли в них найти утешения и помощи Всевышнего. Трудно было сосчитать, сколько за свою жизнь в этих стенах молилась Элизабет. Сначала, будучи еще юной девушкой, она просила Господа дать ей возможность связать себя узами брака с возлюбленным, затем умоляла не дать отцу выдать ее замуж за герцога Нарфолка. А теперь все ее молитвы были переполнены просьбами об освобождение от страшных мук, что принесло ей замужество. Но ни тогда, ни сейчас молитвы ей не помогали. Казалось, Господь не хотел замечать отчаявшейся женщины. Но вновь и вновь Элизабет Стаффорд возвращалась в этот храм, ее руки с силой сжимали деревянные четки, а губы неустанно произносили слова благостной молитвы. 
Вот и сегодня, после очередного скандала с супругом, Томасом Говардом, Леди Элизабет отправилась в храм искать поддержки и помощи у Бога. В мире не осталась никого другого, кто бы мог ей помочь. Родной отец, некогда всесильный герцог Бекингем, давно в сырой могиле, мать уже старая и больная женщина, тетки более заняты своей враждой, нежели участью несчастной племянницы. Она осталась совсем одна с ненавистным ее сердцу мужем и юной дочкой, которую, скорее всего, будет ждать такая же незавидная участь, что и ее мать. Что и любую женщину в этом мире, где правят мужчины. Томас выдаст ее замуж за того, кого будет считать полезным для себя. Так однажды и поступил отец Элизабет, отдав ее в жены не знающему жалости герцогу Норфолку. И никто не сможет пообещать, что муж Марии будет с ней обходиться лучше, чем отец с ее матерью. Увы, но даже самые сильные женщины в этом мире не защищены от жестокости своих мужей. И если сама королева вынуждена терпеть унижения от собственного супруга, то что говорить об остальных? Хотя Томас пророчит Марии именно жизнь королевы Англии.
Элизабет посмотрела на свою дочь. Сегодня она взяла Мэри с собой в храм. Совсем еще юная девочка молилась рядом со своей матерью, даже не подозревая о том, какую судьбу готовит ей родной отец. Кому-то покажется, что быть королевой Англии – это счастливая ноша, и не зря эта девица Болейн так упорно мечтает ею стать. Но разве страдания и мучения Екатерины Арагонской не говорили об обратном? Герцогиня Норфолк протянула руку к дочери и, грустно улыбнувшись, поправила непослушную светлую прядь волос, выбившуюся из-под чепца.

Слова матери не возымели над Мэри должных чувств - девочка считала их разговор простым, такой легкой беседой люди обычно тешат друг друга при пиршестве или на приятной прогулке. Именно поэтому, не приписывая диалогу важность, Мария говорила с детской непосредственностью, словно ее трогала судьба королевы лишь отдаленно. Хотя, так оно, пожалуй, и было. Мэри ценить научилась лишь тех людей, кто был рядом с ней: матушку, отца, да брата с парой служанок. Всё потому, что судьба не сталкивала ее с чужими неурядицами и трудностями, и всё, что происходило не с Говардами для Мэри было так же туманно, как и плохо запоминающиеся сны.
Однако ребенком Мария не могла понять суть слов своей матушки. Для девочки мужчина существовал лишь в двух понятиях: в понимании отца и понимании брата. Она не влюблялась с жаром, без опасок, как, наверное, умела любить Анна Болейн. Она не хранила верность, крепкую привязанность и истинную любовь, как умела чувствовать Екатерина Арагонская. Она не терпела мужчину подле себя только потому, что так ей навязали, как это делала Элизабет. Мэри не могла рассуждать здравомысляще, ведь ее сердце еще не успели тронуть ни любовь, ни чувство обязательства. Правда в памяти ответ матушки запечатлелся навсегда, и их беседа, начавшаяся так неожиданно, повлияла на юную Говард, пусть Мария это осознает спустя лишь несколько лет...
- ...Не могут вернуть ей любовь и благосклонность короля. - ох, если бы Мэри была старше, она бы, бесспорно, ответила иначе, но сейчас, стоя на коленях, она не могла уже и думать ни о чем ином, как о чете Тюдоров и о том, что "власть приносит страдания". Мария вновь насупилась, прокручивая снова и снова всё произнесенное в голове. Любовь для нее пока не открыла свои объятья, и муки, которые испытывала королева были для Марии неясны. Зачем Ее Величеству любовь короля, если она восседает на престоле? Для чего любовь? Папа как-то сказал, что любовь всё портит. Нужно будет помолиться, чтобы это чувство навсегда покинуло сердце королевы, тогда она будет премного счастливее, - заключила Мэри. Она украдкой посмотрела на матушку и подумала озвучить свои мысли, дабы разъяснить необходимость в подобном разговоре между ними. Мария спросила не за себя: за молитву. Она твердо решила сегодня обратиться к богу с прошением, связанным с благами для Ее Величества, вот только в чем они могут заключаться для Екатерины Арагонской, девочке было еще непонятно.
Мэри подняла глаза на матушку, внимательно слушала каждое ее слово, взвешивая их, обдумывая. Она ощущала себя совсем взрослой, беседующей с герцогиней на щепетильную тему (которые, полагала Мэри, и ценятся у взрослых), а потому начала подходить к своим ответам со всей серьезностью. По крайней мере лицо у девочки было самое что ни на есть серьезное.
- Я поняла, - прошептала девочка, наклоняясь к матери, чтобы никто их не смог услышать, - она боится, что потеряет всё из-за леди Анны, ведь король хочет видеть ее своей королевой, а не Ее Величество. - трон, власть, правление, к этому всё сводится. Отстранившись от матушки, Мария произнесла уже более громко. - Жаль, что власть так недолговечна.
Впервые в думы девочки закралась мысль, что отец может оказаться неправым. Для чего старания, для чего все пролитые пот и кровь, если власть обретать на короткие годы, жалкие месяцы, считанные дни?.. В Говардах же текла кровь королей, так что если Господь преподнес им дар за молитвы их предков, и избавил их от бремени ноши короны? Стоит ли продолжать попытки вернуть себе былое величие, если бог их когда-то спас от участи Ее Величества? Из тяжких размышлений Мэри вывел голос матери:
- Только Екатерина Арагонская, до скончания своих дней, сможет по праву именоваться королевой Англии.
Девочка кивнула, ничего не ответив. Ее губы слегка приоткрылись, она перестала хмурить лоб, внутри после этой фразы закралось чувство преданности. Мария так и не сможет признать Анну Болейн законной королевой Англии, так и не сможет назвать ее таковой... Лишь после смерти Екатерины Арагонской, истинной и преданной правительницы, Мария Говард сможет величать третью жену Генриха Тюдора - королевой...

Элизабет с удивлением посмотрела на свою дочь. «Жаль, что власть так недолговечна» - слова, которые мог бы произнести умудренный годами и личным опытом человек, но не десятилетний ребенок, который за всю свою жизнь о власти слышал разве что из уст честолюбивого и амбициозного отца. Правда, Томас Норфолк никогда бы не сказал подобного. Его позиция скорее звучит иначе: власть – это есть то, к чему нужно всегда стремиться.
Внутри у герцогини одновременно зародилось два чувства. Гордость за смышленую дочь, но также и страх за нее. В мире, где идет вечная война за власть, богатство и величие сложно оставаться самим собой. Сложно не поступиться своими убеждениями и выбрать иной путь. Сегодня, кажется, Мария поняла, что такое власть и как опасна она порой бывает, но завтра отец ей вновь скажет о возможности стать когда-нибудь королевой Англии и возможно, девочка забудет слова матери, увлекаясь мечтами о богатстве и лживой красоте мира королей и их королев.
-Да, Мэри, ты права. Власть не бывает долговечной. И лучше оставить это бремя тем, на кого возложил его Господь, и не пытаться взять себе то, что тебе не предназначается.
Сейчас Мария выглядела не по годам задумчивой и серьезной. В этот момент в ее поведении не было ничего, что присуще детям ее возраста. И это не давало покоя Элизабет. Что за жизнь ее муж устраивает своим детям! Вместо того чтобы играть со своими ровесниками в детские невинные игры, ее юная дочь уже может рассуждать о власти, словно взрослая. Это еще один повод испугаться за это невинное создание. А может быть, оно и к лучшему?  Герцогиня тяжело вздохнула. С годами ее жизнь становилась все более тяжелой. Слезы несчастной в браке жены сменялись ежедневными переживаниями за дочку.

Когда Мария, наконец, прекратила свои расспросы, Элизабет вместе с дочерью погрузилась в молитву. Минуты летели незаметно, пока ее губы безмолвно шевелились в такт словам, что проносились в голове. Вновь просьба сделать так, чтобы муж сжалился над ней, просьба о спокойствие за жизнь юной дочери и да, герцогиня Норфолк не забыла попросить Всевышнего и за английскую королеву. Самое малое, что пока могла сделать Элизабет Стаффорд, это просить в своих молитвах, чтобы Господь дал королеве мужества и сил вынести все испытания, что свалились на ее хрупкие женские плечи. Но кто бы знал, как искренни желает Элизабет помочь королеве не только молитвой в этом скромном храме, но и чем-то более весомым, чем-то, что действительно оказалось бы ценной помощью Ее Величеству. Но пока, ничего другого она сделать не могла.
Элизабет поднялась с колен и еще раз перекрестилась. Посмотрела на дочь, которая вновь задала ей вопрос. К счастью, ответ на этот раз нашелся гораздо быстрее.
- Я бы пожелала Ее Величеству быть сильной и храброй. И ни за что не отступать. Я верю, если Ее Величество будет мужественно бороться со своими врагами, то Бог не допустит, чтобы она одержала поражение.
Ровным и спокойным тоном ответила Элизабет. Честно, ничего не скрывая от дочери, не думая о том, что Мария расскажет всё отцу и тогда на нее вновь обрушиться гнев мужа. Сейчас ее более беспокоило то, что подумает и решит Мэри, чем то, что сделает с ней герцог Норфолк за то, что она внушает Марии преданность королеве Екатерине и презрение к Анне Болейн.

И предположить было нельзя, что леди, стоявшая на коленях недалеко от них, является не просто слугой Господней, но и истинной королевой Англии. Мэри еще никогда прежде не была так близко с тем, кто носил корону. Мария не знала, как следует вести себя: поприветствовать? Или это будет расценено как верх бескультурья (чтобы какая-то маленькая девочка смела поднимать глаза на Ее Величество!). Мэри неуклюже присела в реверансе, кланяясь королеве.
Мэри вновь обуяли те чувства, когда женщина в черных одеждах встала и подошла к чете Говардов. Первое, что девочка ощутила, было удивление. Смущение оттого, что их беседу с матерью случайно услышали, и, наконец, страх: а не сказала ли она слишком многого? Спрашивать о несчастьях супруги Генриха Тюдора...
Мария вновь подняла глаза на Екатерину Арагонскую, вглядываясь в ее умное мягкое лицо, и пытаясь понять по его выражению, стоит ли опасаться дальше или нет. Королева благодарила матушку Мэри, в первую очередь, как женщина. Это уточнение глубоко тронуло Марию. Скоро, очень скоро, Мэри поймет что значат слова королевы, и каково чувствовать страх за свою любовь, хранимую к единственному мужчине.
Как же Марии хотелось пожелать Ее Величеству счастья! Силы, стойкости, чтобы она справилась с любыми трудностями на ее нелегком пути. Но слова застревали в горле девочки, и она не могла промолвить ровным счетом ни единого пожелания; будто язык проглотив, Мария стояла и глядела то на матушку, то на Екатерину Арагонскую своими широко распахнутыми глазами.